Хекхаузен Х. - Мотивация и деятельность. Исследование мотивации точки зрения, проблемы, экспериментальные планы
 Скачать 4.57 Mb.
|
|
Глава 1 Исследование мотивации: точки зрения, проблемы, экспериментальные планы Жизнь любого человека представляет собой непрерывный поток активности. Этот поток включает не только разного рода действия или сообщения, но и переживания —психическую активность в виде восприятий, мыслей, чувств и представлений, даже если она и недоступна внешнему наблюдению и не производит каких-либо непосредственных изменений во внешнем мире. Формы активности варьируют от образов представлений, проплывающих перед нашим внутренним взором в снах и грезах [Е. Klinger, 1971], до действий, произвольно осуществляемых по заранее намеченному плану. Если исходить из этого, то перед исследователями встает масса вопросов. Например: по каким основаниям можно вычленять в потоке активности отдельные единицы и относить их к определенным классам? Как внутренне структурирована каждая единица? Какие процессы лежат в основе той или иной их организации? И т. д. Вопросы такого рода стоят перед психологией в целом, перед любой из ее частных областей и даже перед смежными дисциплинами. Часть этих вопросов связана с психологией мотивации, но к ее проблематике относятся лишь такие формы активности, которые характеризуются направленностью на достижение некоторой цели, образуя в этом отношении искомое единство. Исследования мотивации призваны обосновать расчленение потока активности на единицы прежде всего с точки зрения вопроса «Зачем?». Конкретно этот вопрос можно сформулировать весьма различным образом. Например: насколько правомерно соотнесение различных единиц активности с целями одного типа или отграничение их от целей другого типа? Как изменяются цели одного типа в течение жизни индивида и какими могут быть индивидуальные различия? Почему в данных ситуационных условиях человек выбирает данную, а не какую-то иную цель (активность) и некоторое время с определенной настойчивостью стремится ее достичь? Разумеется, есть важные проблемы, которые исследования мотивации не затрагивают, поскольку их разрешение почти не связано с ответом на вопрос «Зачем?». К ним относится проблема структуры отдельной единицы потока активности, стадий и процессов, из которых она складывается, и координации этих компонентов. Вряд ли, исходя из знаний о структуре единицы, можно ответить на вопрос «Зачем?», скорее, можно объяснить структуру, располагая ответом на такой вопрос. Всевозможные функциональные способности, такие, как восприятие, переработка информации, речь, моторные навыки, без которых активность не могла бы осуществляться, в исследованиях мотивации тоже не затрагиваются. Их изучением занимаются другие разделы психологии, прежде всего психология познавательных процессов. Виды активности Виды активности можно различать не только по тому, исчерпываются ли они переживанием или включают также поведение (поведение без элемента переживания представить трудно). Среди возможных различий в психологии мотивации представляются полезными следующие. Прежде всего нужно развести произвольные и непроизвольные активности в зависимости от их соответствия интенции переживающего или действующего субъекта, от контроля их целесообразности и коррекции (или возможности такой коррекции). Произвольной активность можно назвать, когда известно, что отдельные ее стадии согласуются с меняющимися условиями ситуации и продолжаются ровно столько, сколько необходимо для достижения определенного результата. Это активность, при которой осознаны преследуемая цель, возможность контроля за ходом разворачивающихся процессов [Е. Klinger, 1978]. Только применительно к подобным единицам активности имеет смысл ставить вопрос «Зачем?» и искать мотивацию. Произвольная активность всегда проходит на фоне более или менее отчетливых ожиданий предполагаемого результата деятельности или возможных последствий такого результата [W. Witte, 1976]. Наиболее явно эти ожидания выступают в волевых действиях, однако они прослеживаются и в сугубо импульсивных реакциях. Даже когда волевые действия автоматизируются до уровня навыков, ожидания продолжают имплицитно играть свою роль в регуляции активности, что сразу же становится очевидным при нарушении протекания автоматизма. Непроизвольными (или, по меньшей мере, промежуточными) являются единицы активности, связанные с переживаниями типа сна или грезы, когда человек предается размышлениям, как смотрящий спектакль зритель. К непроизвольному поведению относятся как чисто рефлекторные ответы, например мигательный рефлекс и ориентировочная реакция, так и условные сигнальные реакции (см. гл. 2). Следует также выделить единицы поведения, нежданно, наподобие инородного тела, вклинивающиеся в упорядоченную последовательность действия и иногда даже разрушающие ее. Они напоминают то, что в психоанализе обозначалось как ошибочные или симптоматические действия, происходящие с субъектом непредвиденно и необъяснимо [S. Freud, 1901]. Применительно к непроизвольной активности, видимо, лишен смысла вопрос «Зачем?», поскольку ей нельзя приписать никакого намерения. Это, однако, не значит, что подобная активность беспричинна, нецелесообразна и не поддается объяснению. Ее объяснение связано с ответом на вопрос «Почему?», а не «Зачем?», например с раскрытием причинных зависимостей организмических процессов [R. Peters, 1958]. Среди единиц произвольного поведения следует различать действия и навыки. В действиях находит выражение не только присущая поведению животных целенаправленность, но еще и нечто характеризующее исключительно человека. Речь идет о так называемой рефлексивности действия. Рефлексивность означает, что действие сопровождается особого рода «обратной связью» — субъект осознает свое действие. До и во время него он может оценивать намеченную цель с точки зрения перспектив успеха, корректировать ее с учетом различных норм, чувствовать себя ответственным за возможные результаты, продумывать их последствия для себя и окружающих, а также сообщать все это другим людям. Напротив, устоявшиеся способы действия (привычки, навыки), как, например, фиксированные в субкультуре процедуры приветствия или, скажем, навыки вождения автомобиля, суть активности, ставшие настолько заученными, что превратились в автоматизмы. Они лишены рефлексивности, которая, однако, восстанавливается при нарушении протекания деятельности. Действия, как правило, включают в себя отдельные сегменты в форме навыков. Здесь представляется уместным небольшой экскурс в историю исследований. С начала столетия интенсивно изучается научение у животных, прежде всего закрепление в виде навыков реакций. Под воздействием голода подопытные животные постепенно сводили свою активность к таким «реакциям», которые обеспечивали их кормом. Поскольку активность с самого начала считалась обусловленной стимуляцией, то под поведением понималось простое реагирование. Так как при этом рассмотрение внешне ненаблюдаемой деятельности — переживания — исключалось как ненаучное, вся изучаемая активность редуцировалась к движениям и секреторным выделениям организма. При попытках перенести полученные таким образом бихевиористские теории «стимул— реакция» (см. гл. 2) на человека его поведение также рассматривалось как реакции и формирование навыков, а не как действие. В то время когда Уотсон [J. Watson, 1913; 1914] в исследовательской программе бихевиоризма определял поведение как реакции и навыки, Вебер [М. Weber, 1921], разведя действие и реактивное поведение, сделал первое центральным понятием социологии. Действие, по Веберу,— это любое человеческое поведение, которое обладает для субъекта смыслом. С точки зрения внешнего наблюдателя возможность понять смысл или побуждения поведения служит основанием для его квалификации как действия. Если же попытаться свести поведение к органическим процессам, то хотя эта попытка и может привести к причинному объяснению, но на ее основе нельзя установить смысловую связь, а значит, и понять действие. Активность еще можно различать и по тому, насколько она нормативна [rule-following; R. Peters, 1958] или индивидуальна, т. е. отклоняется от правил, от привычного. Почти к любым жизненным ситуациям применимы правила поведения, обязательные в данной субкультуре и восходящие к ее традициям. Причины поступков, их цели и средства часто очевидны для современников, принадлежащих к той же культурной среде, поэтому при нормативном поведении вряд ли кому-нибудь, исключая психологов, вздумается ставить вопрос «Зачем?». Люди определенным способом утоляют голод и жажду, вступают в союз с партнером противоположного пола, воспитывают детей, приобретают друзей, пытаются улучшить для себя (иногда и для других) социальные и экономические условия, стремятся побольше узнать и понять, а также делают многое другое. Все это, очевидно, присуще «природе» человека, и вряд ли требуется уточнение вопроса «Зачем эти действия совершаются?». В крайнем случае в порядке объяснения, предписания или оценки можно сесть и написать, что все так делают, вынуждены делать и должны иметь возможность делать. Неистощимым кладезем подобных суждений могут служить художественные, философские, теологические, юридические и политические тексты. Действие становится индивидуальным, когда его нельзя отнести к конвенциональным ни на стадии целеполагания, ни на стадии его осуществления. В отличие от нормативного индивидуальное действие требует ответа на вопрос «Зачем?», т. е. ответа на вопрос о мотивах. Заметим, что иногда такое действие требует от субъекта и оправдания своего поступка. Так, в случае преступления ищут его мотив, а преступнику приходится отвечать за содеянное. Индивидуальным действие является или когда ни влияние, ни принуждение, ни отрицательные последствия не могут заставить человека отклониться от избранного курса; или когда человек, столкнувшись с привычной для него ситуацией, ведет себя в ней иначе, нежели раньше; или когда действие само по себе оказывается противоречивым; или когда человек в различных ситуациях ведет себя не нормативно-различно, как другие, а одинаково. Разумеется, между нормативным и индивидуальным действием нет жесткой границы. И в нормативном действии можно при ближайшем рассмотрении обнаружить индивидуальные различия, которые могут вызвать вопросы «Зачем?» или «Почему?». Так, действия разных людей в одинаковых условиях могут определяться одними и теми же целями, но различаться по степени энергичности и упорства; или,' скажем, одни люди на разнообразные ситуации отвечают разнообразными действиями, в то время как другие в тех же ситуациях действуют более однообразно. Три параметра оценки индивидуального действия Индивидуальным действие делает то, что оно всецело не определяется условиями ситуации. Такое впечатление часто возникает, когда нам приходится обращать внимание на различия между людьми, действующими в одинаковых условиях. По-видимому, нечто находящееся у людей где-то «внутри» побуждает, толкает или заставляет их в данной ситуации поступать так, а не иначе. Вероятно, должны существовать специфические свойства, определяющие индивидуальные различия в их желаниях, влечениях, стремлениях, намерениях, мотивах или в чем-то еще. Мысль о личностной детерминации действия приходит на ум и когда разбираются различные параметры действия [Н. Kelley, 1967]. Конкретно речь идет о следующих параметрах. Параметр 1. Степень соответствия данного действия действиям других людей (индивидуальные различия). Чем меньше согласуется действие человека с действиями большинства людей в той же ситуации, тем в большей степени оно обусловлено личностными факторами. Пример: толпа людей неподвижно стоит вокруг жертвы аварии, и лишь один наклоняется, чтобы помочь. Этого человека, по-видимому, отличает большая готовность к помощи. Параметр 2. Степень соответствия данного действия действиям человека в других ситуациях, (стабильность по отношению к ситуациям). Чем однотипнее действует человек в различных ситуациях, тем сильнее его поведение обусловлено личностными факторами. Пример: человек обсуждает свои профессиональные дела не только на работе, но и на загородной прогулке, более того, он готов превратить любую вечеринку в рабочее совещание. Скорее всего, у этого человека очень высока мотивация достижения. Параметр 3. Степень соответствия данного действия действиям человека в аналогичных ситуациях в прошлом (стабильность во времени). Чем чаще и чем заметнее человек при повторных ситуациях меняет свое поведение, тем в большей степени оно детерминировано личностными факторами (при условии, что на ситуацию не влияют дополнительные внешние обстоятельства). Пример: школьник впервые побарывает искушение списать контрольную, хотя возможности для этого по-прежнему благоприятны, а способности его не улучшились. Вероятно, он стал честнее, достиг более высокой ступени морального развития. По мере того как по всем трем параметрам действие становится все более индивидуальным, оно все в меньшей степени начинает определяться внешними обстоятельствами и все сильнее зависит от своеобразия или личностных особенностей действующего субъекта. Поэтому либо субъекты обладают различными по виду и формам проявления мотиваци-онными диспозициями, либо причины меняющейся мотивации обусловлены самой ситуацией (например, изменившимися внешними обстоятельствами); в противном случае действия следует охарактеризовать как случайные. Именно такое устранение «Случайно-Появляющегося», «Сразу-Не-Объяснимого» питает любую (наивную или научную) теорию мотивации. К этому стремится любая концепция психологии личности, дифференциальной психологии и психодиагностики. Прежние же характерологии и типологии личности тем более полны объяснений причин, оснований, мотивов, целей или смысла индивидуального действия (см. гл. 3) Логика психологических ответов на вопрос «Зачем?» в своей основе проста. Если рассматривать действия (или их результаты) как следствия, то в простейшем случае их причины можно отнести либо к ситуации, либо к личности. Но эти причины не всегда локализуются так просто. Чаще из указанных потенциальных источников детерминации истинным оказывается тот, который ковариирует с наблюдаемым воздействием. Если в разных ситуациях все люди (или большая их часть) действуют по-разному, то с действием ковариирует не личность, а ситуация, и причину разнообразия активностей следует искать в ситуациях. Если, например, в разных ситуациях одна часть людей постоянно действует одним образом, а другая— другим, то с действиями ковариирует не ситуация, а личность, и причину следует искать в ней. Между этими двумя экстремальными случаями находятся и такие действия, причины которых следует искать отчасти в ситуации, а отчасти в личности. Иными словами, эти два источника детерминации непосредственно связаны между собой. Более сложным представляется случай, когда при повторении через некоторое время той же ситуации наблюдается изменение поведения. Очевидно, либо ситуация не является значимой, либо ее повторение всякий раз сопровождается ковариирующими с действием разными обстоятельствами. Если такие обстоятельства оказываются неизвестными, то повторяющаяся ситуация может рассматриваться как искомый детерминант— действие ковариирует с частотой ее повторения. Правда, иногда в этом случае по мере своего повторения ситуация все в меньшей степени определяет поведение (например, может играть роль привыкание или переосмысление ситуации субъектом). Если же изменение поведения в повторяющейся ситуации ковариирует с возрастом, то причину такого изменения следует искать в личности, в ее развитии. Если же, наконец, отсутствует ковариация со специфическими обстоятельствами повторяющейся ситуации, с последовательностью ее повторений, с возрастом субъектов, но наблюдается ковариация с самими субъектами (лишь некоторые из них проявляют неповторяемость действия), то напрашивается предположение о личностных изменениях этих индивидов, например изменениях мотивов или установок. Благодаря исследованиям атрибуции, начатым еще Хайдером [F. Не-ider, 1958], были созданы многочисленные модели объяснения причин успехов или неудач действия как с точки зрения обычного человека, так и с точки зрения ученого [Е. Jones, К. Davis, 1965; Н. Kelley, 1967]. Эти модели рассматриваются в гл. 10. Параметры действия и типы проблемных областей Три указанных параметра связаны с двумя проблемными областями: межиндивидуальные и интраиндивидуальные различия поведения. Параметр 1—соответствие действия поведению других людей—несомненно относится к межиндивидуальным, а параметр 3—стабильность во времени—к интраиндивидуальным различиям. Параметр 2—стабильность по отношению к ситуациям—может свидетельствовать о межиндивидуальных различиях, если постоянство действий в разных ситуациях, скорее, выглядит как отклонение от естественного поведения, а не как обусловленное временем изменение. При внешнем наблюдении мы (и в этом еще будет возможность убедиться) в рамках одной ситуации склонны сопоставлять одновременные или почти одновременные события, а не события, изрядно отстоящие друг от друга во времени. Кроме того, желание сравнить действия разных людей возникает у нас, пожалуй, чаще, чем желание сравнить поступки одного человека в разные периоды времени (см. гл. 12, раздел «Социальные и индивидуальные критерии оценки достижения»). На чем бы ни строилось наивное объяснение поведения других людей, оно скорее будет связано с межиндивидуальной, чем с интраин-дивидуальной проблематикой, вероятно, потому, что суждения об интра-индивидуальных изменениях строятся на информации, охватывающей длительный период времени. Внешний наблюдатель редко располагает подобными сведениями. Позиция наблюдателя и локализация причин Джоунс и Нисбетт [Е. Jones, R. Nisbett, 1977] впервые обратили внимание на существенные различия в наблюдении своего или чужого поведения. В этих двух случаях мы имеем дело не только с разными способами наблюдения, но и с разного рода информацией. Прежде всего различаются сами источники информации. При внешнем наблюдении наше внимание направлено на протекание чужого действия. Все же то, что происходит в субъекте прежде, чем он приступит к действию и в ходе действия, недоступно восприятию. Мы всегда можем зарегистрировать внешние результаты наблюдаемого поведения: движения, экспрессивные проявления и речь. Причины подобных поведенческих проявлений мы относим к действующему субъекту как их автору. И поскольку субъект, будучи индивидом, представляет собой нечто константное, то в качестве причин действия мы рассматриваем устойчивые личностные диспозиции (свойства) субъекта. Наблюдая собственное поведение, мы видим ситуацию еще и как бы изнутри. Наше восприятие направлено на существенные особенности ситуации, на содержащиеся в ней указания, возможности, соблазны и опасности, вообще, на все то, что определяет наш поступок. Соответственно и в качестве причин поведения мы рассматриваем меняющиеся особенности ситуации, а не диспозиции, побуждающие нас действовать так, а не иначе.' Воспринимаемое и даже то, что может быть воспринято в будущем, по-разному членится на фигуру и фон при этих двух позициях наблюдения. При внешнем наблюдении особенности ситуации образуют непрерывный фон, на котором в качестве фигуры контрастно выступает действие субъекта. При самонаблюдении, наоборот, особенности ситуации воспринимаются как фигура на фоне собственного поведения. Стормс [М. Storms, 1973] убедительно показал, что уже на уровне восприятия происходит такая организация фигуры и фона, которая предопределяет характер получаемой информации, а тем самым и локализацию причин поведения. В его эксперименте благодаря видеозаписи субъекты действия и наблюдатели менялись перспективами наблюдения: субъект смотрел в записи собственное действие, а наблюдатель— акцентированные ситуационные обстоятельства, в которых находился субъект. Перемена перспективы наблюдения привела и к перемене субъективной локализации причинности. Субъекты действия стали объяснять свое поведение личностными диспозициями в большей степени, чем наблюдатели. Но односторонняя локализация причин в том и другом случае объясняется не только условиями восприятия. Действуя, мы воспринимаем не одни особенности ситуации, предметом нашего внимания часто оказываются порождаемые ею впечатления, рассуждения, волевые импульсы, наброски планов действия. Поэтому у нас в отличие от стороннего наблюдателя, от которого все это скрыто, как правило, не создается впечатления о проявлении определенных диспозиций. Скорее, нам кажется, что причиной наших мимолетных состояний являются те или иные ситуационные влияния. Различная локализация причин поведения объясняется также неодинаковым характером и объемом фоновой информации. Субъект действия лучше наблюдателя знает, что привело к данной ситуации,— он знает предысторию. Ему известны постепенные изменения и тенденции развития собственного поведения. Наблюдатель, как правило, знает об этом или мало, или ничего. Ему приходится строить свое объяснение на восприятии момента, что исключает в качестве возможных причин внутренние изменения. Наблюдаемое действие выделяется лишь на фоне того, как поступают или поступили бы в этой ситуации другие, т. е. все сводится к вопросу о межличностных диспозициях. Таковы в общем три взаимосвязи между перспективой наблюдения и локализацией причин поведения. Эта взаимосвязь была подтверждена в ряде исследований [R. Nisbett, С. Са-puto, P. Legant, J. Marecek, 1973]. Так, в одном из них было установлено, что если наблюдатели ожидают от субъекта похожего поведения в будущей аналогичной ситуации, то субъекты, напротив, не усматривают в своем будущем поведении подобного постоянства диспозиций. В другом исследовании студенты выбор своей подруги и профессии обосновывали определенными достоинствами выбранного объекта и выбранной специальности, а выбор подруги и профессии для своих друзей они обосновывали чертами их характера (диспозициями). Наконец, в еще одном исследовании было установлено, что другим мы приписываем больше диспозиций, чем самим себе. Описывая себя и других при помощи биполярных шкал, предусматривающих вариант ответа «в зависимости от ситуации», мы гораздо чаще пользуемся этим вариантом при самоописании, чем при описании других (см. гл. 10). Итак, можно констатировать, что позиция, с которой мы наблюдаем, «естественным образом» навязывает нам односторонний подход к проблеме и локализацию причинности при объяснении поведения. При внешнем наблюдении, на котором обычно основывается объяснение поведения, наше восприятие приковано к протеканию действий субъекта. Все особенности ситуации, вызвавшие эти действия или предшествовавшие им, воспринимаются в лучшем случае как смутный фон. Необходимость получить дополнительную информацию для объяснения наблюдаемого действия заставляет нас обратиться к межиндивидуальным различиям, т. е. сравнить действия различных людей в (предположительно) тождественных ситуациях и объяснить их межличностными различиями в личностных диспозициях. Пытаясь при большом дефиците информации свести закономерности наблюдаемого поведения к этому простому, прямо-таки напрашивающемуся толкованию, мы невольно склонны переоценивать однородность поведения в различных ситуациях и стабильность его во времени относить на счет диспозициональной обусловленности. Такова на первый взгляд картина объяснения причин действия. Ниже мы эти объяснения обсудим, рассмотрев поведение не только с первого взгляда, но бросив на него и третий и четвертый взгляды. Для большей ясности осуществим это рассмотрение в намеренно упрощенном виде. Объяснение с первого взгляда: теории свойств Если мы при внешнем наблюдении, т. е. с первого взгляда, объясняем действие, исходя, скорее, из личностных диспозиций в оценке ситуационных условий, то наша наивная теория мотивации предстает как теория личности. В первом приближении все мы эксперты по психологии личности, особенно если объясняемое действие скорее индивидуально, нежели нормативно. В научной психологии до недавнего времени в теории тоже преобладали теории свойств: действия объяснялись индивидуальными диспозициями действующего субъекта [W. Mischel, 1968]. Совершенно очевидно, что личностное объяснение работает относительно всех трех параметров действия, поскольку в «норме» (1) в одной и той же ситуации не все люди действуют одинаково (индивидуальные различия); (2) в сходных, но не тождественных ситуациях один человек действует однотипно (стабильность по отношению к ситуациям); (3) при повторении ситуации человек ведет себя так же, как раньше (стабильность во времени), что подтверждает диспозициональный характер личностного фактора. Что может быть естественнее, чем объяснение различий в поведении индивидуальными диспозициями: свойствами, факторами, привычками, мотивами, короче говоря, личностью субъектов. Различение, классификация и измерение подобных диспозиций вылились в тестирование всевозможных качеств личности, в так называемую дифференциальную психологию. Часто при этом на первый план выступают прикладные задачи, например разного рода профотбор. Вместе с тем сводить наблюдаемые межиндивидуальные различия в поведении к диспозициям помогает и то, что некоторые из них явно врожденны. Наиболее наглядно это видно на примере соматических особенностей, а также известной еще в древности классификации темпераментов. Кроме того, следует упомянуть различия в способностях, которые с начала столетия пытаются измерить тестами интеллекта и которые иногда считают проявлением врожденной одаренности, т. е. в высшей степени константными диспозициями. Разумеется, характеристики ситуации как возможные причины действий при таком подходе не игнорируются полностью. Человек не во всех ситуациях действует одинаково, в противном случае его действия были бы стереотипны, а этого явно не наблюдается. Ситуация обычно дает импульс к действию, актуализует с необходимой интенсивностью соответствующую диспозицию [G. Allport, 1937]. Особенности ситуации выступают поэтому в качестве побудительных условий. Из множества личностных диспозиций актуализуется та, которая настроена на данную ситуацию. Поскольку диспозиции не могут всегда и полностью детерминировать действие, они трактуются как формы «привычной готовности», но к этому мы еще вернемся в гл. 3. Объяснение со второго взгляда: ситуационизм Стремление теории свойств свести причины поведения исключительно к личности, точнее, к оснащающим ее диспозициям, должно было породить и породило ответную реакцию [W. Mischel, 1968]. Второй, более пристальный взгляд выявил, что в поисках возможных причин поведения упустили из виду иное влияние— давление со стороны ситуации. Действительно, разве люди изначально делятся на честных и бесчестных? Разве не в определенных ситуациях они становятся таковыми? Подобная локализация причинности имеет под собой ряд оснований. Даже оставаясь в границах проблем межиндивидуальных различий, мы не можем свести все к объяснению, основанному на наивном внешнем наблюдении. Недоумение возникает уже при объяснении чисто индивидуального в межиндивидуальных различиях, поскольку при этом приходится руководствоваться эпизодическими свидетельствами и примерами отклонения в поступках, фактически заранее отказываясь от объяснения неиндивидуального, нормативного действия, которое с научной точки зрения все-таки необходимо объяснить. Но ахиллесовой пятой теории свойств является допускаемая—обычно молчаливо—однородность поведения по отношению к ситуациям. В схожих ситуациях поведение одного человека не так уж однотипно, как можно было ожидать при предположении, что действие целиком основывается на ситуационной актуализации уже имеющихся диспозиций. Есть и другое основание для признания неудовлетворительности объяснения поведения теориями свойств. Если априори исходить из значимости другой проблемной области— интраиндивидуальных изменений во времени (а на это есть много причин, скажем значимость позиции наивного самонаблюдения), то, как мы уже видели, в этом случае в качестве причин поведения преимущественно выступят особенности ситуации. В самом субъекте имеют место изменяющиеся и обусловливающие поведение состояния и процессы. Они вызываются ситуацией и часто обозначаются как мотивации. Этот факт, по-видимому, учитывается не только наивной интроспекцией. Похоже, что так называемые «динамические» теории поведения первоначально в своей проблематике исходили из позиции наивного самонаблюдения. Возьмем хотя бы психоанализ Фрейда и теорию поля Левина (см. гл. 2 и 5). Психоаналитическая теория черпала информацию из интроспективных отчетов пациентов (в том числе и ее основателя Фрейда). В теории поля Левина хотя и отсутствуют ссылки на данные интроспекции, но само ситуационное поле конструируется как бы с позиции помещенного в него субъекта, чье поведение нуждается в объяснении. Однако решающим, что побудило при втором взгляде на поведение локализовать основные его причины уже не в личности, а в ситуационных факторах, стали методы внешнего наблюдения с контролем условий, будь то в эксперименте или при планомерном сборе данных. Эти методы позволили непосредственно заняться изучением влияния ситуационных особенностей, стимулов, на интраиндивиду-альные изменения во времени, поскольку с их помощью с самого начала осуществлялся контроль или даже элиминировались индивидуальные различия (например, через выведение «чистых линий» подопытных животных или через сравнение монозиготных близнецов). Экспериментальное выявление условий осуществления действия означает планомерное вмешательство для ограничения влияния всего, что поддается внешнему воздействию. Воздействию, однако, поддаются не понимаемые как нечто неизменное личностные диспозиции, а ситуации, в которых совершается действие. Эти ситуации и есть те «независимые» переменные, которые систематически варьируются в эксперименте таким образом, что их влияние становится очевидным. Две дисциплины психологии Первый и второй взгляды на поведение задают «две дисциплины научной психологии», которые когда-то сравнил между собой Кронбах [L. Cronbach, 1957]. Одна из них, как и при первом взгляде, интересуется субъектом: разрабатывает тесты для изучения таких диспозиций, как интеллект, установки и черты характера, с тем чтобы индивидуальные различия выступали возможно более четко. В этой теории используются многомерные корреляционные методы (например, факторный анализ), позволяющие выяснить, во-первых, насколько тесно зависит поведение и его результаты от диспозиций, проявляющихся в тестовых оценках, и, во-вторых, как связаны между собой тестовые оценки, соответственно, какие имеются независимые друг от друга базисные свойства. Другая, как и при втором взгляде, занимается экспериментальным выявлением влияющих на поведение условий ситуации, для чего используется дисперсионный анализ эффектов, вызываемых различными внешними переменными. Таким образом, ясно, что в исследовании ситуационных причин действия интерес направлен на выявление причин, обусловливающих изменение поведения во времени: приспособление живого существа к меняющимся ситуационным условиям. К этому сводится все научение, равно как и индивидуальное развитие в ранние, пластичные, периоды жизни. Индивидуальные различия остаются вне сферы внимания. Как бы они ни возникали (например, как различные исходные предпосылки, предшествующие фазе научения), их элиминируют или контролируют. Действие в целом оказывается при этом в значительной степени обусловлено ситуацией, и во времени оно изменяется вследствие накопления опыта. На ситуационной обусловленности поведения (объяснение со второго взгляда) настаивают и отчасти ее абсолютизируют теории научения и теории социализации индивида, а прямолинейные сторонники концепции детерминированности развития средой доводят роль этого фактора до абсурда. Вместе с тем в объяснение со второго взгляда логичнее вписываются интра-индивидуальные изменения во времени, нежели межиндивидуальные различия. Рисунок 1.1 подытоживает сказанное выше. Различные перспективы наблюдения выявляют разные параметры действия, которые стыкуются с проблематикой межиндивидуальных различий или интраиндивидуальных изменений. Соответственно, такие перспективы по-разному локализуют причины поведения. Последние помещаются либо в субъекте (первый взгляд), либо в ситуации (второй взгляд). Каждая из двух проблемных областей соответствует одной из двух дисциплин научной психологии [L. Cronbach, 1957]. Объяснение действия при первом взгляде составляет предмет изучения дифференциальной психологии или психометрики (левая колонка, рис. 1.1.), при втором — предмет изучения экспериментальной общей психологии (правая колонка, рис. 1.1.)- Ясно также, что лишь внешнее наблюдение с контролем условий эксперимента или при сборе данных с самого начала позволяет сознательно локализовать причины поведения в той или иной области. К вопросу о локализации причин поведения мы еще вернемся в гл. 10 при рассмотрении современных исследований атрибуции. Смещение объяснения от личности к ситуации Зададимся, однако, вопросом, почему основанному на личностных диспозициях, внешне столь убедительному объяснению действия были предпочтены ситуационные причины, тем более что на такое предпочтение наши обыденные наблюдения поведения других людей никак не наталкивают. Дело в том, что выводы, касающиеся трех параметров действия, оказались при таком объяснении довольно сомнительными. Личностные факторы могли выступать как решающие из-за нечеткости данных о вариативности ситуаций. При объяснении со второго взгляда центр тяжести проблемы перемещается в сферу трех параметров оценки действия. |