Хрох. От национальных движений к полностью сформировавшейся нации процесс строительства наций в Европе
 Скачать 152 Kb.
|
|
Мирослав Хрох От национальных движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства наций в Европе Нация составляет неотъемлемый фон новейшей европейской истории. Можно иронизировать по поводу прошлых и настоящих хроник "национализма", критиковать его роль и по ходу дела навешивать хорошие или скверные ярлыки на различные группы, личности и даже нации. Есть публика, которой по вкусу такое занятие, но его не следует путать с научным подходом к теме. Историки - не судьи: их задача состоит в том, чтобы объяснить реальные исторические трансформации. В последние годы появилось значительное количество новой литературы о нациях и национализме, большая часть которой создается учеными, выдвигающими теоретические соображения, а затем иллюстрирующими свои обобщения подобранными примерами. Историки предпочитают начинать с эмпирического исследования, а потом переходить к более широким заключениям. Целью моей собственной работы было не создание теории национального строительства, а скорее выработка эффективных методов, позволяющих классифицировать и оценивать опыт создания нации как процесса, происходящего в рамках более глобальной социальной и культурной истории. Иными словами, процесс создания нации понимается не как неисчислимое множество единичных и неповторимых событий, а как часть масштабной трансформации общества, поддающаяся контролируемым обобщениям [1]. Впрочем, важно сразу же подчеркнуть то обстоятельство, что нам далеко не под силу объяснить все основные проблемы, поставленные формированием современных наций. Всякий историк, исследующий национальные движения, согласился бы с тем, что наше понимание этих процессов затрудняют многочисленные лакуны, связанные с недостатком информации. В этом смысле любые обоснованные заключения остаются не более чем отдельными открытиями и выводами, а все "теории" приходится рассматривать как планы дальнейших исследований. На это кто-то может полемично заметить, что в настоящее время мы имеем дело с перепроизводством теорий и застоем в области сравнительного исследования по данной теме. Полагаю, что этот печальный факт отчасти связан с широко распространенной путаницей в понятиях. Ибо сегодня процесс, в ходе которого в Европе сформировались нации, обычно подается как развертывание или распространение идей "национализма". Пожалуй, это особенно справедливо в отношении современной англоязычной литературы [2]. На мой взгляд, данный способ трактовки предмета кардинально уводит нас от сути дела. Ведь распространение национальных идей могло бы происходить только в особых социальных условиях. Созидание нации никогда не являлось исключительно целью амбициозных или самовлюбленных интеллектуалов, да и идеи не могли бы расходиться по всей Европе благодаря одной своей вдохновляющей силе. Интеллектуалы способны "изобретать" национальные сообщества только в том случае, если уже существуют определенные объективные предпосылки для образования нации. Карл Дойч еще очень давно заметил, что, дабы возникло национальное самосознание, должно сначала возникнуть нечто такое, что оно будет осознавать. Сами по себе разрозненные открытия в области национального чувства никак не объясняют того, почему эти открытия имели место столь во многих странах и происходили независимо друг от друга, при различных условиях и в различные эпохи. На эту проблему может пролить свет только такой подход, при котором будет выявлено основное сходство мотивов, побуждающих людей впервые идентифицировать себя с определенной нацией. Эти мотивы можно облечь в слова, но ниже уровня "высокой политики" они чаще всего остаются невысказанными. Итак, "нация", безусловно, является не вечной категорией, а продуктом долгого и сложного процесса исторического развития в Европе. В соответствии с нашими целями необходимо для начала определить ее как большую социальную группу, цементируемую не одним, а целой комбинацией нескольких видов объективных отношений (экономических, политических, языковых, культурных, религиозных, географических, исторических) и их субъективным отражением в коллективном сознании. Многие из этих связей могли взаимно меняться ролями, играя особенно важную роль в одном процессе национального строительства и не более чем подчиненную в другом. Но три из них остаются абсолютно незаменимыми: (1) это "память" об общем прошлом, толкуемом как "судьба" группы или хотя бы ее ключевых элементов; (2) плотность и интенсивность языковых или культурных связей, которые обеспечивают более высокий уровень социальной коммуникации в рамках группы, чем за ее пределами; (3) концепция равенства всех членов группы, организованных в гражданское общество. Процесс, в ходе которого вокруг таких ключевых элементов формировались нации, не был предопределен и необратим. Он мог прерываться, равно как и возобновляться после долгой паузы. Если взять Европу в целом, очевидно, что он происходил в два различных этапа неравной длительности. Первый из них начинается в период Средних веков и приводит к двум весьма разным результатам, ставшим полярными отправными точками для второго этапа - перехода к капиталистической экономике и гражданскому обществу. В этот момент путь к современной нации в полном смысле этого слова начинался с одной из двух полярных социально-политических ситуаций (хотя, разумеется, были и промежуточные варианты). По всей Западной Европе - в Англии, Франции, Испании, Португалии, Швеции, Нидерландах, - но также и дальше на восток, в Польше, раннее современное государство складывалось в условиях господства одной этнической культуры, будь то абсолютистское государство или же сословно-представительская монархия. В большинстве таких случаев позднефеодальный режим впоследствии преобразовывался - путем реформ или революций - в современное гражданское общество параллельно с формированием национального государства как сообщества равноправных граждан. С другой стороны, на большей части Центральной и Восточной Европы "чужеземный" правящий класс доминировал над этническими группами, которые занимали компактную территорию, но не имели "собственных" знати, политического единства или продолжительной литературной традиции. Мои личные исследования относились к ситуации именно второго типа. Однако было бы ошибочным полагать, что ничего подобного никогда не существовало в Западной Европе. Так случилось, что статус "недоминантной этнической группы" обычно ассоциируется с землями Восточной и Юго-Восточной Европы - с судьбой эстонцев, украинцев, словенцев, сербов и прочих. Но поначалу немало аналогичных сообществ существовало и в Западной, и в Юго-Западной Европе. Однако там большинство из низ поглотило средневековое государство или же государство раннего Нового времени, хотя значительное количество отдельных древних культур в процессе интеграции сохранило свою самобытность - это ирландская, каталонская, норвежская и прочие культуры (в Восточной Европе аналогом им, по-видимому, служит греческая культура) [3]. Имел место также и немаловажный ряд переходных случаев, когда этнические сообщества располагали "своим собственным" правящим классом и литературными традициями, но не имели обшей государственности: это немцы и итальянцы и позднее - после раздела Речи Посполитой - поляки. Что же касается ситуаций второго типа, на исследовании которых была сосредоточена моя собственная научная деятельность, то началом современного этапа строительства наций можно считать тот момент, когда отдельные группы в пределах не доминантной этнической общности принялись обсуждать свою собственную этническую принадлежность и воспринимать свою этническую группу как имеющую шансы превратиться в будущем в полноценную нацию. Рано или поздно они усмотрели те конкретные черты, которых недоставало их будущей нации, и стали прилагать усилия к тому, чтобы восполнить одну или некоторые из них, пытаясь убедить своих соотечественников в важности сознательной принадлежности к нации. Я называю эти организованные попытки по обретению всех атрибутов полноценной нации (которые не всегда и не везде бывали успешными) национальным движением. Нынешняя тенденция говорить о них как о "националистических" приводит к значительным несуразицам. Ибо национализм stricto sensu [4] представляет собой нечто иное, а именно мировоззрение, в рамках которого придается абсолютный приоритет ценностям нации над всеми иными ценностями и интересами. В Центральной и Восточной Европе XIX или начала XX века многие патриоты - участники национальных движений были чрезвычайно далеки от того, чтобы считаться националистами в этом точном смысле слова. Данный термин едва ли может быть применен к таким типичным представителям национальных движений, как норвежский поэт Вергеланн, который пытался создать язык для своей страны, польский писатель Мицкевич, страстно желавший освобождения своей родины, или даже чешский ученый Масарик, который, отдав всю жизнь борьбе против чешских националистов, сформулировал и реализовал программу национального суверенитета. Национализм являлся лишь одной из многих форм национального сознания, которым предстояло родиться в русле этих движений. Позднее национализм действительно зачастую становился существенной силой в своем регионе - как это произошло в более западном секторе наций-государств, - своего рода политикой силы с иррациональными обертонами. Но у классического национального движения была программа иного типа. Её цели охватывали три группы требований в соответствии с тремя ощутимыми недостатками национального бытия: (1) развитие национальной культуры, основанное на местном языке и его нормальном использовании в образовании, управлении и экономической жизни; (2) обретение гражданских прав и политического самоуправления - сначала в форме автономии, а в конечном счете (обычно это происходило довольно поздно, когда становилось уже настоятельной потребностью) и независимости [5]; (3) создание завершенной социальной структуры, пронизывающей всю этническую группу и включающей образованные элиты, классы чиновников и предпринимателей, но также, где это необходимо, свободных крестьян и организованных рабочих. Относительные приоритеты и сроки осуществления всех трех видов требований в каждом случае оказывались различными. Но траектория любого национального движения исчерпывалась только тогда, когда все они были выполнены. В промежутке между отправным пунктом любого конкретного национального движения и его успешным завершением можно выделить три структурные фазы, согласно характеру и роли действующих в них сил и степени национального самосознания, развивающегося в рамках этнической группы как целого. В течение начального периода, который я назвал фазой А, энергия активистов национального движения была прежде всего направлена на тщательное исследование языковых, культурных, социальных и иногда исторических черт недоминирующей группы и на закрепление этих фактов в сознании соотечественников, однако в целом они не настаивали на том, что восполнение таких пробелов в познании представляет собой специфическую национальную потребность; некоторые из них даже не верили в то, что из их этнической группы может развиться нация. Во втором периоде, или в рамках фазы В, появилось новое поколение активистов, которые отныне пытались завоевать как можно больше сторонников из числа представителей своей этнической группы для реализации планов по созданию будущей нации, и делали это при помощи патриотической агитации, призванной "разбудить" в них национальное самосознание. Поначалу эти активисты, как правило, не достигали заметных успехов (в первой полуфазе), но позднее (во второй полуфазе) обнаруживали, что аудитория становится все более восприимчивой к их пропаганде. Как только подавляющая часть населения начинала придавать особое значение своей национальной идентичности, формировалось массовое движение, которое я назвал фазой С. Только на этой, финальной фазе обретала жизнь завершенная социальная структура и движение подразделялось на консервативно-клерикальное, либеральное и демократическое крылья, каждое из которых имело свою собственную программу. ЧЕТЫРЕ ТИПА НАЦИОНАЛЬНЫХ ДВИЖЕНИЙ Предлагаемая мной периодизация призвана способствовать вдумчивому сопоставлению национальных движений - следовательно, достижению чего-то большего, чем простой синхронный обзор тех процессов, которые в одно и то же время происходили в разных частях Европы прошлого века, - то есть исследованию сходных форм и фаз исторического развития национальных движений. Для такого сравнения требуется выбрать определенный набор параметров, в понятиях которых можно было бы анализировать различные национальные движения. Чем сложнее феномен, подлежащий сравнительному исследованию, тем, разумеется, большим должно быть число таких подходящих параметров. Но, как правило, более целесообразными оказываются постепенные действия, накопление результатов сравнения шаг за шагом, чем одновременное использование слишком большого числа параметров. Вот несколько наиболее важных ориентиров, частью которых уже пользовался я сам или кто-то другой, в то время как иные исследователи оставляют их в качестве темы для будущего изучения: это социальная принадлежность и распределение по территории страны ведущих патриотов и активистов; роль языка как символа и способа идентификации; место театра (а также музыки и фольклора) в национальных движениях; выдвижение или невыдвижение требований гражданских свобод; значение, придаваемое историческому сознанию; положение школьной системы и степень грамотности членов этнической группы; участие церкви и влияние религии; вклад женщин как активисток движения и символов его зрелости. Однако, помимо всего этого, в ходе собственных исследований я обнаружил, что основополагающее значение для любой типологии национальных движений в Центральной и Восточной Европе (но не только там) имеет соотношение между переходом в фазу B, а затем в фазу С, с одной стороны, и переходом к конституционному обществу, основанному на равенстве всех перед законом, с другой, - процесс, который часто характеризуют как момент "буржуазной революции". По-разному соединяя эти две цепи перемен, мы можем выделить четыре типа национальных движений в Европе: 1. В первом случае ростки национальной агитации (фаза Б) приходятся на время существования старого абсолютистского режима, а массовый характер она приобретает в период революционных преобразований в политической системе, когда организованное рабочее движение также начинает заявлять о себе. Лидеры фазы В создавали свои национальные программы в условиях политического кризиса. Так происходила чешская агитация в Богемии, так было в венгерском и норвежском движениях; все они вступили в фазу В около 1800 года. Норвежские патриоты добились либеральной конституции и декларации независимости в 1814 году, между тем как чехи и мадьяры сформулировали, хотя и в абсолютно иной манере, свои национальные программы в период революций 1848 года. 2. Во втором случае национальная агитация также стала набирать обороты еще при старом режиме, но переход к массовому движению, или фазе С, здесь был отложен до совершения конституционного переворота. Это отличие последующей ступени могло быть вызвано либо иным уровнем экономического развития, если взять, например, Литву, Латвию, Словению или Хорватию, либо иноземным господством, как в Словакии или на Украине. В Хорватии началом фазы В можно считать 1830-е годы, в Словении - 1840-е, в Латвии - конец 1850-х, а в Литве - начало 1870-х; соответственно фаза С в Хорватии была достигнута в 1880-х, в Словении - в 1890-x, а в Латвии и Литве только во время революции 1905 года. Насильственная мадьяризация Словакии после 1867 года затормозила ее переход в фазу С, и к таким же последствиям привела деспотичная русификация на Украине. 3. В третьем случае национальное движение приобрело массовый характер уже при старом режиме, то есть до того, как сформировались гражданское общество или конституционный порядок. Движения этого типа приводили к вооруженным восстаниям и ограничивались территориями Оттоманской империи в Европе - Сербией, Грецией и Болгарией. 4. В последнем случае национальная агитация впервые возникла в конституционных условиях, при более развитом капиталистическом устройстве, характерном для Западной Европы. Одни национальные движения этого типа могли достигать фазы С весьма рано, как это произошло на земле Басков и в Каталонии, тогда как другие достигали ее, только пройдя долгую фазу В, как это было во Фландрии, или не достигали вовсе - как в Уэльсе, Шотландии или Британии. Ни один из пройденных нами этапов - от дефиниции к периодизации, а от нее к типологии - не является, конечно, целью сам по себе. Они не объясняют ни истоков, ни итогов различных национальных движений. Они представляют собой всего лишь отправные пункты для решения подлинной задачи любого исторического исследования - каузального анализа. Чем объясняется успех большей части этих движений, принадлежащих эпохе, которая кончилась в Версале, и чем объясняется поражение остальных? На счет чего записать различия в их эволюции и развязке? Если очевидно, что расхожий взгляд, согласно которому нации в Европе были придуманы националистами, не имеет под собой оснований, то монокаузальные объяснения лишь немногим более утешительны. Всякое удовлетворительное рассмотрение должно искать многих причин и достигать разных уровней обобщения; кроме того, ему надлежит охватывать весь хронологически обширный период неравномерного европейского развития. ЧТО ПРЕДШЕСТВУЕТ СТРОИТЕЛЬСТВУ НАЦИИ Всякое такое объяснение должно начинаться с "прелюдии" к национальному строительству, которая разыгрывалась в позднюю средневековую эпоху и раннее Новое время и имела великий смысл не только для наций-государств Запада, но и для тех этнических групп в центре и на востоке континента, а равно где-то еще, которые по-прежнему оставались или вновь оказывали под господством "внешних" правящих классов. В исторической действительности встречаются, конечно, не только эти два идеальных типа, но и много промежуточных вариантов. Большое количество средневековых государств, имевших собственную письменность, не переросли успешным образом в государства-нации, а наоборот, потеряли, отчасти или полностью, свою автономию, в то время как их население в целом сохранило свою этническую принадлежность. Это относится к чехам, каталонцам, норвежцам, хорватам, болгарам, валлийцам, ирландцам и прочим народам. Даже в случае с более "чистыми" в типологическом смысле недоминантными этническими группами - например, словенцами, эстонцами или словаками - мы не можем обходить вниманием их общее прошлое как всего лишь миф. Вообще говоря, наследие первой стадии процесса строительства нации, даже если он прерывался, часто обеспечивало существенные ресурсы для следующей. Вот из чего, в частности, они состояли: 1. Очень часто сохранялись некоторые отпечатки прежней политической автономии - как ни странно, ценимые членами тех сословий, которые относились к "правящей" нации, - и проистекающие отсюда трения между сословиями и абсолютизмом, что порой обеспечивало импульсы для последующих национальных движений. Эти проявления можно было наблюдать во многих частях Европы конца XVIII века - например, в протесте венгерских, богемских и хорватских аристократов против централизма Иосифов Габсбургов, в реакции финской знати на неоабсолютизм Густава III, в оппозиции землевладельцев-протестантов Ирландии усилиям по централизации управления, проводимым английскими властями, или в ответе местных бюрократов Норвегии на датский абсолютизм. 2. "Память" о былой независимости или государственности, даже относящихся к очень далекому прошлому, могла играть важную роль в стимулировании национально-исторического самосознания и этнической сплоченности. Это самый первый аргумент, который был использован в фазе В патриотами в чешских землях, Литве, Финляндии, Болгарии, Каталонии, да и вообще повсеместно. 3. Во многих случаях более или менее уцелела средневековая письменность, что облегчало развитие норм современного языка и собственной литературы на нем, как это, в частности, показывает пример чехов, финнов и каталонцев. Однако в XIX веке контраст между случаями наличия подобного рода наследия и случаями его отсутствия был в значительной мере преувеличен, и временами стали звучать заявления, будто оно соответствует противоположности "исторических" народов "не историческим", тогда как на самом деле этот контраст бывал заметным только в моменты пульсации уже нарождающегося исторического сознания нации. Однако во всех случаях ясно то, что современный процесс строительства наций начинался со сбора информации об истории, языке и обычаях недоминантной этнической группы, - информации, которая стала решающим элементом первой фазы патриотической агитации. Исследователи-эрудиты фазы А "открывали" этническую группу и закладывали основу для последующего формирования "национальной идентичности". Тем не менее их интеллектуальную деятельность нельзя назвать организованным политическим или социальным движением. Большинство патриотов вообще не выдвигало никаких "национальных" требований. Превращение их целей в планы социального движения за культурные и политические преобразования явилось результатом фазы В, и вопрос о причинах, по которым это произошло, по-прежнему остается в значительной мере открытым. Почему научные интересы превратились в эмоциональную привязанность? Как пристрастие или преданность человека своему региону выросли в его самоидентификацию с группой как будущей нацией? |